Иудаизм и комплементаризм

Из всех религий наследия Авраамова иудаизм наиболее склонен к комплементаризму. Казалось бы, тут наибольшая отделённость, но как раз она и способствует «объединению через размежевание». К тому же, сказывается отсутствие централизованного теологического авторитета и связи с государством.

Ещё одной предпосылкой является то обстоятельство, что в центре иудаизма сдвоенная цель.Отождествлены достоинство и благоденствие рода. Для иудаиста попирать идолы и укреплять свой род – одно и то же. Поскольку евреи как род созданы самим Богом, заботиться об этом роде и значит служить единому Богу, а служить единому Богу и значит заботиться о созданном им роде. С точки зрения адиахронной экзистенциальной логики иудаизм есть соединение ислама и язычества. В наши дни языческий элемент даже выделился в отельную религию – ханаанизм. Библейский иудаизм можно считать видом ислама, даже более сильным, так как в иудаизме человека не смущает наследие предков-идолопоклонников. Но этот плюс с точки зрения чистого ислама оборачивается минусом, так как чреват как раз обожествлением родового начала. Укрепление и окончательная фиксация родового начала сформировали послебиблейский [талмудический, или раввинистический] иудаизм, даты последних редакций Талмуда и Корана практически совпадают.

Благодаря длительному и тесному взаимодействию иудаизма с мусульманской культурой в религиозно-философской мысли иудаизма существует мощная традиция аверроизма: от Исаака Альбалага [XIII век] до Иехуды Абарбанеля [XVI век]. Аверроизм с его теорией двух истин – одна из возможных методологических основ комплементаризма.

Благодаря всем вышеназванным факторам иудаист может быть одновременно конфуцианцем, буддистом, суфием и притом оставаться иудаистом. Разумеется, если требования дополнительных систем каким-либо образом вступают в противоречие с требованиями иудаизма, они должны быть адаптированы и скорректированы. Однако на практике даже не возникает такой необходимости.

Иудаисты-конфуцианцы появились в Средние века среди китайских евреев. Например, в кайфынской общине соблюдались конфуцианские ритуалы.

Иудаисты-буддисты появились уже в ХХ веке, в США.

Иудаисты-суфии – это долгая традиция, возникшая в раннем Средневековье и существующая по сей день. Там много авторитетных имён. Её расцвет связан с именем Авраама бен Маймона, внука знаменитого Рамбама. Поскольку с точки зрения иудаизма в исламе нет ничего, чего не было бы в самом иудаизме, принимать ислам в целом как дополнение к иудаизму не имеет смысла. Однако, во-первых, йеменский раввин XII века Нетан’эль аль-Фаюми признавал Магомета истинным пророком. А во-вторых, суфизм как раз и является тем элементом ислама, которого не было в иудаизме.

Кроме того, с XVII века в иудаизме существует знаменитое маргинальное течение, прямо практикующее комплементаризм – саббатианство. Как известно, Шабтай Цви принял ислам, в XVIII веке последователи саббатианца Якова Франка приняли католичество, а нынешние неосаббатианцы во главе с Лоренсом Кори активно практикуют также индуизм и принимают в том числе индусские имена.

Гуманистический иудаизм, возникший в 60-е годы ХХ века, позволяет иудаисту быть атеистом.

Реконструктивистский иудаизм, возникший в 20-е годы ХХ века, позволяет иудаисту быть вообще безразличным к религии.

Единственное, кем иудаисту проблематично быть – это христианином. Однако и в этой области за последние 200 лет осуществились заметные сдвиги.

Необходимо обратить внимание, что до сих пор рассматривались возможности быть приверженцем других взглядов именно для иудаиста, а не просто для еврея. Еврей может вообще не исповедовать иудаизм, а придерживаться совсем других воззрений, хоть атеистических, но при этом будет считаться по-прежнему евреем, а значит своим для иудаистов, пусть и временно заблудившимся. Это, конечно, даёт очень большую свободу. За одним, однако, исключением – еврей едва ли может быть христианином. Для этого случая есть уникальное слово “выкрест” (на иврите мешумад, что значит погубленный), то есть тот, кто вышел из еврейства из-за перехода в христианство. Никаких “выбуддистов” или “вымусульман” нет. То есть принятие христианства выводит не только из иудаистов, но даже из евреев. В некоторых еврейских общинах – например, Амстердама и Цфата – заведены специальные обряды для возвращения в еврейство из христианства. Своего рода покаяние и “перекрещивание”, или квазигиюр.

Прежде чем перейти к тем формам, которые служат для обхода этого ограничения, зададимся вопросом, а зачем это вообще надо. Ну исповедует человек какую-то религию, зачем ему ещё.

Причин множественной религиозной принадлежности может быть много, в том числе весьма далёких от собственно религии. Если же говорить о строго религиозной причине, то она заключена в глубоко личном опыте.

Каждая религия, включая иудаизм и христианство, связана с неким уникальным переживанием. Это переживание очень сильное, и оно даёт человеку такое блаженство, такую сладость бытия, что отказаться от него очень тяжело. Если кто-то под давлением обстоятельств решается это сделать, это величайшая трагедия и сильнейшее страдание. Речь идёт даже не о мистике, а именно об эмоциональной стороне того или иного религиозного образа или нарратива.

Для иудаизма это безусловно сопереживание событию Синайского откровения. В религиозной литературе недаром говорится, что там буквально присутствовали все евреи, в том числе из будущих поколений. Причастность к общности, которая была собрана самим Творцом мира, попала в рабство, затем была освобождена, а потом вновь обрела союз с Богом – эта причастность предельно дорога для любого еврея, будь он хоть трижды безбожник.

Для христианства это переживание контакта с личностью Христа. Однажды переживший этот сладостный и целительный опыт никогда по своей воле от него не откажется.

Подобный опыт, уникальный по содержанию, но сходный по качеству и значению, характерен для любой религии и вообще для любого мировоззрения. Даже в атеистическом материализме есть такой опыт (опыт освобождения от мрака суеверий, наполнения светом знаний и т.п.). Так что вполне закономерно, что такой опыт дорог для человека и человек не желает от него отрекаться. Множественная религиозная принадлежность и комплементаризм мировоззрений нужны именно для того, чтобы человеку не надо было, принимая один опыт, отрекаться от другого, чтобы ему не надо было раздваиваться и предавать себя, отвергать и подавлять то, что для него предельно ценно.

Нетрудно догадаться, что среди евреев были и есть такие, кто так или иначе причастился не только Синайскому опыту, но и опыту Христа. Однако в течение очень долгого времени их жизнь и была настоящей трагедией – в силу прежде всего смертельной вражды христиан и евреев. Эти люди были настоящими Ромео и Джульеттами, только безо всякой надежды. Принять Христа значило предать еврейство и перейти на сторону их прямых врагов и гонителей. Точно так же принять Синайский опыт именно в его первоначальном виде, без христианских толкований в духе теологии замещения, значило предать братьев и сестёр во Христе и перейти на сторону тех, кто кричал “распни его”. Однако начиная примерно с XVII века напряжение стало снижаться. Среди христиан зародился христианский сионизм, а среди иудаистов стали появляться авторитетные авторы, которые выражают положительное отношение к Иисусу из Назарета и даже порой наделяют его некоторыми более чем человеческими качествами. Среди этих авторов Якоб Эмден (1698–1776), Мозес Мендельсон (1729–1786), Элияху Соловейчик (1805–1881), Элияху Бенамозег (1822–1900), Исаак Лихтенштейн (1825–1908), Эмиль Густав Хирш (1851–1923), Кауфман Колер (1843–1926), Мартин Бубер (1878–1965), Милтон Стейнберг (1903–1950), Хаям Маккоби (1924–2004), Залман Шахтер-Шаломи (1924–2014), Байрон Ли Шервин (1946–2015). И сегодня в этом отношении активны такие раввины, как Ицхак Гринберг, Джонатан Генри Сакс и Шмуэль Ботеах.

Закономерно, что в конце концов появилось и такое религиозное направление, которое поставило своей задачей помочь евреям исповедовать одновременно иудаизм и христианство. Это мессианский иудаизм.

История мессианского иудаизма запутана. Прежде всего из-за отмеченной вышедвойственности: одно дело быть евреем-христианином, а другое – быть иудаистом-христианином. История евреев-христиан восходит собственно к самому рождению христианства, поэтому мессианские иудаисты зачастую возводят свою историю именно к иудеохристианам первых веков. Однако, в отличие от современных мессианских иудаистов, иудеохристиане первых веков были не только вполне христианами, но и вполне иудаистами. Они не только собюдали все нормы тогдашнего иудаизма, но и не видели никаких противоречий между своим иудаизмом и своим христианством.Современный мессианский иудаизм – это некая крайняя или переходная форма еврейского христианства. Если еврею-христианину первых веков можно было быть также иудаистом, то примерно с VI века, чтобы стать вполне христианином, ему приходилось отречься от своего еврейства. Еврей был немыслим вне иудаизма. С началом эпохи Просвещения стала развиваться секуляризация еврейства: появилась идея еврея, остающегося евреем вне иудаизма. А раз так, то можно быть евреем и христианином, как можно быть, например, арабом и христианином. Поэтому вначале XIX века в Англии появились первые общины евреев-христиан. Однако со временем идея того, что значит быть евреем, стала возвращаться к связи с иудаизмом. Постепенно стало выясняться, что в полной мере быть евреем можно, только если при этом быть иудаистом. Поэтому во второй половине ХХ века евреи-христиане стали обращать всё большее внимание на иудаизм и необходимость интегрировать христианские нормы не просто с этничесим бытием еврея, но и с религиозным бытием иудаиста. Именно так и появился мессианский иудаизм.

То есть мессианский иудаизм зародился не как попытка сочетать две религии – иудаизм и христианство – а как попытка дать евреям такую форму христианства, которая вобрала бы в себя максимум элементов еврейского бытия, в том числе элементов иудаизма. Это изначально не комплементаризм, а именно некая версия одной религии, некая адаптация, которая, однако, встречается на своём пути всё с большими и большими элементами другой религии. В конечном итоге она должна неизбежно столкнуться с необходимостью комплементаризма.

Однако дело осложняется тем, что еврейское христианское движение с самого начала было связано с протестантизмом. Эпизоды вроде франкистов-католиков или проекта еврейской православной церкви о. Александра Меня пока не оказывают сколько-нибудь значимого влияния. Современный мессианский иудаизм пытается отойти от протестантизма, но едва ли это получается. Протестантизм же в своей наиболее распространённой форме отличается не только крайним эксклюзивизмом, но и вообще крайней категоричностью и враждебностью не только к другим религиям, но и к самой мысли о другой модели, помимо эксклюзивизма. Поэтому для мессианского иудаизма характерно вопиющее противоречие: сначала традиционное «средневековое» христианство критикуется за суперсессионизм (замещение евреев как избранного народа христианами), а потом проповедуется ровно такой же суперсессионизм. Согласно мессианскому иудаизму, евреи-христиане избранный народ, но евреи-нехристиане точно так же идут в ад. Это на фоне трёхсот лет христианского сионизма, где требование к христианизации евреев давно и неоднократно преодолено.

Более того, мессианский иудаизм зачастую осознаётся своими последователями именно как крайняя форма протестантского фундаментализма. Благодаря обращению к еврейским корням христианства протестанты получают возможность довести до предела принцип sola scriptura. Именно на этом основании мессианские иудаисты критикуют раввинистический иудаизм с его опорой на предание в виде Устной Торы и проч. При этом, однако, мессианские иудаисты активно черпают из критикуемой ими традиции, причём не только какие-то обрядовые детали, но и важнейшие концепции, в том числе концепцию мессии.

Прежде всего это библейский канон. Мессианские иудаисты, как и многие протестанты, в качестве ветхозаветного канона принимают Еврейскую Библию – Танах. То есть они отвергают, например, Вторую книгу Ездры, Книгу Варуха, Книгу Товита, Книг Иудифи, Послание Иеремии, Первую и Вторую книги Маккавейские, которые входят в каноны большинства христианских церквей. Но при этом включают в свой канон Плач Иеремии, который не входит, например, в Библию Ассирийской церкви. Характерно, что при этом и речи быть не может, чтобы включить в канон такой текст, как Книга Еноха, который входит только в эфиопскую Библию – самый широкий канон из всех – а остальными считается апокрифом. Это обстоятельство особенно важно, когда мы говорим о доктрине мессии.

Основной камень преткновения между иудаистами и мессианскими иудаистами – это вопрос о том, кто же мессия. Именно вокруг этого вопроса ломаются все копья при любом их контакте.

Однако в Танахе слово “мессия” означает просто “помазанник” и применяется ко многим людям, даже к персидскому царю Киру. Концепция мессии как еврейского эсхатологического царя-избавителя появляется только в вышеназванной Книге Еноха. Подробная концепция мессии у иудаистов – раввинистическая (и то – там много разногласий), то есть внебиблейская. Христианское понимание Мессии-Христа – это совсем не то же, что раввинистическое.

То есть у слова “мессия” есть уже три разных смысла, это по сути разные понятия, которые только звучат одинаково. А есть ещё четвёртое – мусульманское – масих. То есть говоря, что Иисус из Назарета – мессия, христиане вовсе не имеют в виду то же значение слова “мессия”, что иудаисты или мусульмане. Это значит, что танахическим мессией может быть один (и даже много разных людей), раввинистическим другой (там тоже варианты, вплоть до Александра Македонского), а Мессией-Христом третий (Иисус). И тут нет никакого противоречия. Незачем отождествлять раввинистическое и христианское понятия, чтобы потом спорить, к кому именно они относятся. Один и тот же человек может ждать сразу несколько разных мессий – раввинистического машиаха, христианского Христа да хоть бы и мусульманского махди с буддийским Майтрейей. У них разная суть и разные задачи. Всё равно что ждать жизненного вызова и вызова к начальству или перевода документов и перевода денег. Смущает лишь одинаковое звучание и происхождение из общего источника.

На всякий случай, для пояснения. Нет смысла спорить, чья коса – истинная коса: Куршская коса или длинная коса Варвары-красы. Потому что это принципиально разные косы, разные понятия косы, они не взаимозаменяемы, их бессмысленно противопоставлять. Или кто истинный доктор – врач, доктор богословия или доктор физико-математических наук.

Таким образом христиане, в том числе мессианские иудаисты, вполне могли бы сказать талмудическим иудаистам: наш Христос не претендует на звание вашего раввинистического мессии; чтобы принять Христа, вы не обязаны отказываться от своих мессианских или “мессианских” ожиданий; второе пришествие Христа и пришествие раввинистического царя-избавителя – это разные события, приход разных фигур для разных целей. Хотите ждать второго Кира или второго Александра Македонского или второго Бар-Кохбу или ещё кого-нибудь в этом духе – ждите на здоровье (так же как, например, русские монархисты ждут прихода нового царя – тоже “помазанника Божьего”). Христос их всех никак не заменяет, как и они не заменяют Христа.

Но мессианские иудаисты так не говорят. Не только потому, что им непонятна или чужда доктрина омонимичности основных категорий в родственных, но разных религиях – этих «ложных друзей переводчика» с одного религиозного языка на другой. Но и потому, что пока что установка мессианского иудаизма – это не комплементаризм, не сочетание разных религий, а создание некоего гибрида из элементов иудаизма и христианства. В этом прямом противопоставлении и столкновении учений, которые в действительности разноплановы, мессианский иудаизм вынужденно нарушает четвёртый принцип экзистенциальной дипломатии – вмешивается в другую религию и пытается её изменить. А это закономерно вызывает самое ожесточённое сопротивление. В итоге вместо любопытства и увлекательного диалога мы имеем довольно выдающуюся на современном фоне вражду: по крайней мере традиционные иудаисты на дух не выносят мессианских иудаистов, считают их сектой, избегают контактов и всячески третируют. До обсуждения более серьёзных противоречий, дело даже не доходит.
Итак, возможны кошерный буддизм, кошерный ислам, кошерные конфуцианство и даосизм, даже кошерные индуизм и атеизм. Возможно ли кошерное христианство?Как показано выше, вопрос о мессии, который представляется ключевым в противостоянии иудаизма и мессианского иудаизма, не содержит в себе истинного противоречия и не является непреодолимым препятствием между иудаизмом и христианством. Те же саббатианцы уже подали необходимый пример, признав Машиахом Шабтая Цви, Иисуса же из Назарета сначала аль-Масихом, а потом и Христом. Вообще реабилитация саббатианства, особенно на фоне позднейших мессианских эксцессов в хасидизме (тем более странно слышать осуждение саббатианства от мессианских иудаистов, воспроизводящих ровно те же формулы, что ортодоксальные иудаисты применяют к ним самим), это довольно важная и ожидаемая вещь. Благо соответствующую тенденцию уже начал Гершом Шолем.

Сегодня практически перестало быть препятствием и культурно-политическое противостояние еврейского и христианского миров, оно уходит в прошлое. Ярким свидетельством тому служат примеры евреев, в том числе довольно известных, которые крестились в православие, заявили об этом публично, но оттого не перестали быть евреями в глазах соплеменников.

Но есть и более серьёзные предметы, которые, как представляется, мешают взаимодополнению иудаизма и христианства. Их всего два, зато какие: учение о Троице и учение о Боговоплощении. Именно критикуя эти два учения, некоторые (хотя и далеко не все) раввины объявляли христиан идолопоклонниками, а принявших христианство евреев – безусловными отступниками, чьё возвращение в еврейство требует особого покаяния.

Конечно, в ответ на это можно было бы рассмотреть такую версию, как унитарианство, в котором ничего этого нет. Сочетанию иудаизма и антитринитарного христианства, в котором к тому же Иисус не более чем человек, вообще ничего по сути не мешает, особенно с опорой на множество позитивных высказываний иудаистских раввинов об Иисусе. Но если учитывать, что сама принадлежность подобных течений к христианству под вопросом, такой вариант можно считать не более чем переходным.

Если же не избегать таким образом первичных идейных противоречий, то начать следует с того, что во многих случаях межконфессиональной критики её объектом является не действительное учение другой религии, а его ложная репрезентация. Христианское учение о Троице является тому образцовым примером. Луис Джейкобс, основатель консервативного иудаизма в Великобритании, признал, что все аргументы традиционных иудаистских авторов против Троицы направлены не против оригинального христианского учения, которое они так и не увидели (либо не пожелали увидеть), а против тритеизма, который сами христиане считают ересью. Аналогичную ситуацию мы находим и в исламе. Является несправедливым также утверждение, будто в самом иудаизме нет ничего подобного. Многие исследователи отмечают, что учение о Троице можно легко изложить каббалистическим языком, что в учении о сфирот есть много общего с христианским тринитаризмом и что не исключено даже непосредственное христианское влияние на средневековых каббалистов. Недаром существует довольно богатая традиция христианской каббалы, насчитывающая десятки имён, в том числе известных католических и протестантских авторов.

Что касается Боговолощения, то и близкие к этому доктрины не чужды иудаизму, в особенности упомянутому хасидизму. Например, Менахем-Мендл Шнеерсон (1902–1994), известный как Любавический Ребе, утверждал, что в теле ребе присутствует сама сущность Божества. В той же каббале библейское понятие “двекут” (буквально “прилепление” к Богу) понимается как мистическое слияние с Божеством, в духе радикального суфизма аль-Халладжа. Исследователи отмечают, что намёки на возможность Боговоплощения есть даже в Талмуде: Jacob Neusner, Is the God of Judaism Incarnate? // Religious Studies. Vol.24, No.2 (Jun., 1988), P.213-238; Elliot R. Wolfson, Judaism and Incarnation: The Imaginal Body of God // Christianity in Jewish Terms, ed. Tivka Frymer-Kensky et al. (Boulder, CO: Westview Press, 2000), P.239-254; Moshe Idel, Ben: Sonship and Jewish Mysticism, (London and New York: Continuum, 2007).

Мы видим, что оба противоречия рационально преодолимы, было бы желание. Неслучайно целый ряд раввинов не признавали христианство идолопоклонством, по крайней мере равным языческому многобожию. Придание христианству особого, более мягкого статуса можно найти в том же Талмуде (Тосефта, Шаббат 13:5). Традиционно тринитаризм и поклонение Иисусу расценивались как шитуф – добавление к почитанию Бога ещё чего-нибудь. Это, конечно, нехорошо, но дозволено по крайней мере неевреям и не делает из них идолопоклонников. Такие крупные раввинистические авторитеты, как Гершом бен Иехуда (Меор ха-гола, ок. 960–1040), Шломо Ицхаки (Раши, 1040–1105) и его школа, французские тосафисты XII века, Шломо бен Адерет (Рашба, 1235–1310), Менахем бен Шломо Меири (1249–1315), Исаак бен Шешет (1326–1408), Иосеф Каро (1488–1575), Моше Иссерлес (ок. 1520–1572), Моше Ривкис (XVII век) и другие, шли ещё дальше. Они утверждали, что древние законы, относящиеся к идолопоклонникам, неприменимы к христианству и христианам, что христианство является орудием Провидения и что его задача может состоять не только в приближении неевреев к истинной религии, но и в побуждении самих евреев не отходить от Библии и единобожия. Все подобные положения были обобщены в современных документах: Дабру Эмет (2000) и “Выполнить волю Отца нашего небесного: к партнёрству между евреями и христианами“ (2015).

Таким образом, есть все условия для формирования кошерной версии христианства или признания кошерности той или иной из существущих версий христианства. Когда соответствующие тенденции осуществятся, иудаизм станет полностью комплементарной религией. Выражаясь теологизированным языком: евреи получат возможность в полной мере наслаждаться духовными богатствами и дарами народов, не отказываясь от собственного.

Social Share Toolbar

Комментарии запрещены.