Что слава и социальная гармония одно и то же, в нашей теперешней культуре далеко не очевидно. Почему-то там и тут мелькает убеждённость, будто можно прославиться вопреки тому, как к вам относятся другие и главное — как вы сами относитесь к другим. Что при этом достигается только дурная слава среди людей, мнение которых вас не интересует, то есть слава глубоко ущербная, неполноценная, почему-то упускают. Развернём всю последовательность ступеней славы.

Читать далее →

1.

Все во всём разочаровались и неспособны ничему толком следовать, но в то же время никто не готов ни с чем расстаться. Экзистенциальный кризис только вначале вызывает энергический нигилизм, а в запущенной форме закономерно приводит к немочи. В этих обстоятельствах задача философии и философов — поиск новых смыслов (высших ценностей, конечных целей) и выработка условий такого поиска. Речь идёт не только о параметрах искомого, но и о том, что, учитывая вот эту слабость, а также опасливость, новые ценности по возможности не должны противоречить старым, то есть они должны быть комплементарными.

Времена разворачиваются так, что польза философии становится очевидна массам. Поиск новой мотивации жить должен быть организован: экспериментальные общины-лаборатории и проч. Экзистенциальная философия может ещё поконкурировать за ресурсы с философией сознания и её поисками бессмертия, с которым неизвестно что делать.

Читать далее →

Тревога — это идолопоклонство, поклонение каким-то переменчивым силам, будто они хозяева вашей судьбы.

Тревога — это цепляние, болезненная зависимость от каких-то будущих благ или страх их скорой потери.

Тревога — это забота о ближних, сопряжённая с чувством бессилия им помочь.

Тревога — это попытка контролировать неподконтрольное, желание властвовать над тем, что сильнее вас.

Тревога — это постоянное состояние в погоне за удовольствиями: вдруг вы что-то упускаете, вдруг скоро упустите.

Тревога — это воображаемый вред здоровью, который в то же время является действительным.

Тревога — это связь с близкими, которые не рядом, это сознание себя частью рассеянного целого.

Тревога — это знак неизведанного, новое направление познания.

Тревога — это сообразный ответ на беспорядок, благородный муж всегда тревожится, видя нестроения вокруг или внутри себя.

В чём же комплементация тревоги? В том, что пока вы это читали, осознавая разные её измерения, ваша тревога уменьшилась.

Разные мировоззрения – это разные организации одного и того же набора высших ценностей, или, что то же самое, конечных целей человеческой жизни. Поэтому те девять ценностей, которые лежат в основе комплементарной системы, можно обнаружить в любой культуре: и в христианской, и в мусульманской, и в индийской, и в китайской.

Начнём с индийской, поскольку в ней была осознана и разработана целая система целей человека – пурушартха (puruṣārtha). Наиболее ранние её упоминания относятся к рубежу нашей эры, со 2 века до н.э. до 2 века н.э. – это Брахмасутры (III 4 1) и комментарии грамматиста Патанджали на сутры Панини (II 2 34). Первоначально в неё входят всего две цели – дхарма и артха. В первые века нашей эры к ним прибавляется кама, так что они уже составляют триваргу. Примерно тогда же авторитетная Натьяшастра, авторство которой приписывается легендарному мудрецу Бхарате, вместо камы устанавливает ящас. Наконец, в середине первого тысячелетия нашей эры к ним прибавляется мокша. Таким образом складывается классическая чатурварга: дхарма, артха, кама, мокша, а также примкнувшая к ним пятой ящас. Само собой, обсуждается распределение жизненных целей по возрастам (Камасутра I 2 2-4), по социальным слоям, в данном случае по варнам (там же I 2 15-16), и по типам личности, в данном случае по гунам (Ману-смрити XII 38).
Читать далее →

Разные мировоззрения по-разному мобилизуют людей на те или иные виды деятельности. Многие системы страдают слабостью и/или необязательностью своих требований, что является причиной слабости и отсталости соответствующих обществ и государств. Но есть стандартные способы усилить мобилизационный эффект, выжимающие из мировоззренческих систем максимум. Например, можно представить, что наступила некая чрезвычайная ситуация, лучше всего война в метафизическом масштабе. Все требования теперь усиливаются, выполнять их надо неотступно. Или можно представить, что наступили последние времена. Скоро будет подведён последний итог всем действиям, надо быть готовым. Оптимальный вариант, конечно, соединение того и другого — последняя битва. Это предельный усилитель, который действует в отношении любого мировоззрения. Даже гедонизм можно сделать военно-апокалиптическим: скоро мир захватят мрачные аскеты и жизнь навеки превратится в мрачный Сизифов труд, поэтому некогда увиливать — надо показать образец веселья.

Подобные способы, однако, имеют и оборотную сторону: они недолговечны. Война и последние времена заведомо неестественные и временные состояния. Сознание жизни как войны или жизни как идущей к скорой гибели даёт кратковременную вспышку, но быстро выдыхается. К тому же, вызываемое таким сознанием напряжение легко выходит за допустимые пределы, люди не выдерживают и начинают действовать иррационально. Поэтому предпочтительнее способ чуть более умеренный, зато и более стабильный — соревнование.

Америка родилась из соревнования протестантских сект. Они тягались друг с другом на предмет того, кто честнее, прежде всего кто честнее работает. Со временем американское сектантство вышло за пределы христианства, а соревнование вышло за пределы Америки. Соревнование заразительно, теперь оно так или иначе затрагивает всех.

Читать далее →

Ценность — это цель.

Например, некая вещь вам дорога как память о близких. Память о близких цель, а эта вещь средство. Ценность вещи определяется её связью с целью.

Высшая ценность есть конечная цель.

Чем ценна память о близких, то есть зачем она нужна? Память о близких есть средство единения с близкими, даже если они далеко или их уже нет с вами. Единение с близкими есть высшая ценность, от которой память производное, и высшая цель, для которой память средство.

Всякая конечная цель есть состояние, в котором можно пребывать бесконечно.

За конечной целью по определению нет уже никаких других целей. Значит, на достижении этой цели мы останавливаемся навеки. То, на чём можно остановиться, и есть высшая ценность, сообщающая ценность всему, что к ней ведёт.

Бесконечность есть признак высшей ценности. Если вы не готовы пребывать с чем-то вечно, это не высшая ценность. Помимо длительности, аспектом этого признака, является применимость к любым изменчивым обстоятельствам, универсальность. Что бы ни случилось, вы готовы пребывать с вечной ценностью.

Например, деньги не конечная цель. Деньги для чего-то. Когда на деньги нечего купить, они обесцениваются. Но при любых обстоятельствах важна власть, возможность контролировать ситуацию, одним средств которой зачастую являются деньги. Всегда иметь много денег, даже если на них нечего купить или если за них могут наказать, едва ли захочется. А вот иметь власть над обстоятельствами хочется всегда, как бы ни повернулись события.

То же самое можно сказать об удовольствии, здоровье, познании, ладе с окружающими, достоинстве, деятельной любви, свободе от зависимостей, благоденствии рода. Присовокупите к этим ценностям «при любых обстоятельствах», «что бы там ни было», «всегда» и т.п., и увидите, что это высшие ценности.

Каждая ценность требует от человека дисциплины. Даже удовольствие предполагает работу над собой, поскольку многие удовольствия требуют борьбы, а некоторые, особо изысканные, требуют развития личности. Что же говорить, например, об академической дисциплине, без которой нет познания, или гигиенической дисциплины, без которой нет здоровья.

Учитывая это, комплементаризм, хотя и кажется чем-то безумно революционным, на самом деле является умножением самодисциплины. Раньше вы подчинялись только правилам самореализации, а теперь ещё и правилам освобождения от зависимостей. Раньше вы подчинялись только правилам борьбы за контроль, а теперь ещё и правилам благоденствия рода. И так далее в том же духе. Прежние правила никуда не деваются, но лишь дополняются новыми. Это касается и религиозного выражения тех или иных методологий. Мусульманин не отказывается от шариата, но берёт на себя ещё и панча шилу, как это делают ученики школ Гоенки в арабских странах. Христианин не отказывается от следования заповедям и канонам, но принимает ещё и конфуцианский этикет, как это делали иезуиты.